Кереть – 2002. Баня, спирт, уха, энцефалит.
(Лирический мемуар.)
Москва встречала проливным дождем. Люди выгребались из вагона, тоскливо озирались на черное мокрое небо и разбредались. На пустеющей платформе обозначи-лась наша группа, топтавшаяся вокруг сваленных в кучу рюкзаков. Не торопясь, каж-дый выбирал из груды свой рюкзак, натягивал на плечи – пора было прощаться, только непонятно, зачем. У меня возникло ощущение грустного праздника: вот же, как все хо-рошо – и в поход сходили, и в Москву вернулись – праздник! Но почему-то грустный. Оборачиваясь, махали нам на прощанье геологи и моряки, с которыми мы успели по-знакомиться в поезде. Непонятно за что, кричали «спасибо». Я повернулась к нашим.
Лариска, прощаясь на век, обнимала всех по порядку. Мне тоже хотелось всех обнять и расцеловать, но природная скромность (а в особенности то, что мужики были при женах) не позволила мне решиться. Поэтому я обнялась только с Верой, Володьке же долго трясла руку и кланялась. А от Сашки и вовсе отвернулась, и зашагала вслед за Переславцевыми, которые потихоньку смывались от прощания в направлении еще за-крытого метро. «А мы вас сейчас догоним!» - крикнул кто-то из ребят, и в самом деле, догнали, но уже как-то неловко, не глядя друг на друга, расползлись каждый в свою сторону, и я поняла, что втроем все-таки ужасно одиноко.
Прошло три дня в городе и в душе стало накипать, мало-помалу оформляясь в острое - «Хочу обратно!»
Хочу обратно, в Карелию, в те же или другие места, но в том же составе.
Хочу обратно в Карелию – мерзнуть и мокнуть, отмахиваться веслом от камней, комаров и злого капитана.
Хочу в Карелию – бродить по болотам, собирать в двухлитровую бутыль морош-ку, есть горстями чернику, сушить над костром грибы, сидеть вечерами у огня, пить спирт, петь добрые старые песни и чувствовать, как едва знакомые люди становятся роднее и ближе.
Хочу опять ступать босиком по гладким камням, окунаться в ледяную озерную воду, долго-долго плыть далеко-далеко до полной невесомости тела, до полного его растворения в воде.
Хочу опять зачарованно смотреть на белую реку, на серый мох, на красный закат и уноситься мечтами вдаль…
Хочу в Карелию!
В этом году нам повезло. Сбылась, наконец, моя мечта – пойти в поход не вдво-ем-втроем, а большой компанией. Компания оказалась и впрямь большая – девять чело-век плюс собака. Я к такой толпе не привыкла и поначалу всех путала и во всех теря-лась. Особенное уважение вызвала собака Сальниковых (Саши и Ларисы). Она была доберманом, ездила по документам, посещала какой-то собачий клуб, участвовала в вы-ставках, команды ей подавались по-немецки, и звалась она Аве-Зибенхьюгель-Абель-Адрианна! Хозяева-то попроще были.
Вторая пара, мужественного вида силач Володя и хрупкая очаровательная Вера Варины, подкупила меня своими красивыми инициалами – ВВВ. А также своими уди-вительными взаимоотношениями. Володя все время шутил (ни одной шутки не реша-юсь повторить), Вера его одергивала, и они громко и выразительно ругались, но через минуту мирились и продолжали трогательно заботиться друг о друге.
Кроме сознательных членов команды были еще несознательные: двое детей две-надцати лет - Надя, дочка Вариных, и Серега Сальников. Ну и мы, Переславцевы (осо-бенно я, самая Лапшина из всех Переславцевых), правда, без детей, но тоже втроем.
25 июля – день приезда, день отъезда – один день.
Поезд добрался до станции Лоухи в 4 часа утра. Завели моду, по утрам народ из поезда высаживать. Капитан – злой и нервный, я – вялая, Ленка – сонная, остальные - тоже какие-то невнятные, без раздумий и, не торгуясь, забросили барахло в тачки с прицепами и местные бомбилы довезли нас до воды. Утренний лес, сырой и прозрач-ный от белых ночей вдохновения не добавил, все оставались в миноре. А Сашка и вовсе запросил активированного угля, подозревая у себя отравление кильками, а может, спир-том.
Начали стапелиться. Какой в Карелии стапель без дождя? Дождь то начинался, то прекращался – мы только и успевали бегать под тент и обратно. В промежутках уда-лось приготовить завтрак и собрать плавсредства. Позавтракав, осмотрели суда, оцени-ли готовность к выходу. У Сальниковых кат и снаряжение выдержаны в желто-синей гамме. Между баллонами – палатка для собаки. Это монументальное сооружение вы-глядело основательно и надежно. У Вариных – тона сине-зеленые, их кат гармонировал с листвой. КНБшки рядом с такими пароходами казались вшивыми, утлыми и зыбкими – я впервые садилась в байдарку с недоверием.
Нашу, шитую из куска рекламной тезы, украшала надпись – «Путешествия по всему миру: ОАЭ, Испания, Греция…» – дальше надпись обрывалась. (Володька, заце-нив лодку, заметил, что надо бы добавить «Карелия».) Ленкина пестрая байда шита из того же материала, но надписей на ней не было. К ней в лодку матросом был назначен Серега, поначалу гундевший, что в байдарку ни за что не сядет. Хозяева собаки, да и сама она, сильно сомневались в успехе предприятия – засу-нуть животное в палатку и прокатить по всем керетским порогам. Однако собаку затол-кали, и она подозрительно косилась из конуры на окружавшую ее воду.
Люди, разбитые поездом и сборами, решили грести до первой же приличной сто-янки и обосновываться там на дневку.
26 июля – день энтузиазма.
Природа улыбается. Я встала в восемь, солнце жаркое даже в такую рань. Все дрыхнут, а я пошла гулять, забыв куртку и мазь от комаров. Моя страсть, черника, опять не дала мне насладиться созерцанием и тишиной. Я тут же начала собирать в миску крупные черные ягоды. Комары, сволочи, все вены искололи, руки, как у нарко-мана.
Стоим мы почти у самого порога Белый Зуб. Немного пройти вдоль берега и вот он – блестит, переливается на солнце – приветливый такой! Перед ним журчит перекат, тоже игривый и безопасный с виду. Саша и Лариса были на этой реке еще в 1998 году и весь вечер рассказывали о страшном пороге Мураш. При его прохождении планировали высадить на берег Серегу с собакой, а с Ленкой пойдет кто-то из нас. Мне, конечно, больше всех хотелось – соскучилась я по порогам, никогда их не проходила – реки все пустые какие-то попадались. Про Кереть же говорили, что она не опасная, но интерес-ная. Посмотрим.
Все абсолютно счастливы. Девчонки собирают и сушат грибы в таком количест-ве, будто их ждет голодная зима, ребята, Сашка и Володя, ловят рыбу. К середине дня мирные увлечения сменяются боевой подготовкой к штурму Мураша. Отчего-то все прониклись к нему уважением и взялись испытывать снаряжение, лодки и самих себя на прочность. А родители – своих детей. Их не оставляло убеждение, что, если детей киль-нуть насильно, то при спонтанном киле неприятных ощущений у них уже не возникнет. Все облачились в спасы, каски, гидрокостюмы и высыпали на реку. Надежда бродила по берегу, изучая воду, к ней подошел Серега.
- Что, Надька, смотришь на проклятую пучину, где тебя килять будут?
«Проклятая пучина» мирно несла свои прозрачные воды к Белому морю и топить никого не собиралась. Народ, не желая мириться с таким положением вещей, полез то-питься добровольно. Мы с Андреем как раз занимались послеобеденным сном, когда с реки раздался грохот упавшего плашмя катамарана и восторженные крики. Так повто-рялось еще несколько раз. Не выдержав, мы вылезли из палатки, глянули вниз и увиде-ли вполне удовлетворенных мокрых людей, бредущих по реке с веслами наперевес, толкая перед собой кат. Солнце при виде такой картины испуганно нырнуло в облака и я порадовалась, что успела накупаться в хорошую погоду.
Я первой начала испытывать свой жилет и с удивлением узнала, что он не только греет, а, действительно, еще и спасает. Жилет переворачивал меня с живота на спину, течение несло, капитан бросался в меня морковкой, я ловила, а он «спасал» меня, под-таскивая к берегу – веселая игра! Особенно мне понравился жилет – такой ответствен-ный, самостоятельный – неизменно переворачивал меня на спину, аккуратно так, забот-ливо. Я его полюбила. Еще полюбила морковку – я сама шила для нее чехол, и летала она здорово, а главное, служила прекрасной бельевой веревкой. А вот в качестве спас-средства, она вызывала у меня большие сомнения – все время тянула под воду или но-ровила обмотаться вокруг шеи. Я решила, в случае чего, сделать вид, что не смогла поймать спасконец, пусть его, плывет мимо!
Вечером варили уху. Сашка, как самый мастер, заварил по всем правилам двой-ную уху. А я и не подозревала, что это так сложно! Уж он и рыбу-то чистил, и в марлю заворачивал, и пшенку кидал, и крупную рыбу «на мясо» резал, и вокруг кана с пова-решкой ходил, и пробу снимал… ну, уха и удалась! В походе этом – роскошь неслы-ханная – три кана, сковородка на цепочках, турка для кофе, палка-мешалка, лопаточка для снимания блинов; это вам не то, что в нашем, чайницком – на троих один котелок, как хочешь, так и крутись. А раскладка! Колбаса, сыр, шоколадные конфеты, масло в кашу, и то - сливочное (мы-то растительное льем). Вот она, сила коллектива, – чем больше народу, тем больше можно взять жратвы. И спирта!
27 июля – день порогов и похмелья.
Утро третьего дня выдалось по-карельски дождливым. Спирт, трижды в день разливаемый щедрой Володиной рукой, наконец, возымел действие – я проснулась в ж…, в дупель пьяная. Надвигалось дежурство. Ленка и Андрей проснулись одновре-менно со мной и в том же состоянии. Единогласно мы прокляли водку, Володю и день дежурства. Правда, Ленка, по доброте душевной, предположила, что Володе с нами скучно – он выпил бы больше, да мы всегда не вовремя уходим спать.
За завтраком Володя водрузил на середину стола заветный сосуд. Я отвернулась и несколько раз мысленно произнесла имя собаки, Ленка слегка позеленела, а Андрей спросил:
- Это она?
- Она! – обрадовался Володя.
- Вот и пей ее, - отрезал неуемному виночерпию капитан.
Итак, все бодры и относительно веселы. Я в настроеньи питейном собираю вещи, капитан ругается, я обижаюсь – утоплю гада на первом же пороге! Вовка носится по всей поляне и орет на жену теми же словами, но Вера реагирует жизнерадостно, совер-шенно не огорчаясь. Ну, ладно (все равно утоплю!).
Дружно проходим перекат, зачаливаемся, ждем вторую байдарку. Ленка с Сере-гой аккуратно проходят за нами, плавно разворачиваются, медленно кренятся и ров-ненько ложатся кверху дном! Наверное, условный рефлекс сработал – вчера они на этом месте раз десять кильнулись в учебных целях. Следующий порог, Белый Зуб, придется просматривать.
Все отправились просматривать Белый Зуб, а я сижу в лодке, меланхолично на-блюдая суету вокруг. Наши бродят по берегу, о чем-то озабоченно совещаются. А на реке затор из «Тайменей», катов и каяков – подошла еще одна большая группа. Мы вежливо пропускаем их, пусть тонут первыми, и начинаем прохождение сами. Все предвкушают новый киль Ленкиного экипажа. Володька на камне посреди реки с энту-зиазмом размахивает морковкой – он воодушевлен благородным порывом спасти уто-пающих друзей. Но ребята утопать не собираются и аккуратно проходят порог. Вовка разочарованно сматывает зеленую морковку и обиженно карабкается на берег. Больше никто на страховку не вставал до конца похода.
Наконец-то, Мураш. Порог красивый. Слева его ограничивают ряжевые стенки, древние и таинственные, справа – высокие валуны. Ребята говорят – скалы, но до скал им далеко. Посередине несется сильная белая струя, образуя небольшие повороты. Струя вызывает у меня полное доверие – высоких сливов и бочек в ней нет, она сама несет лодку, только попадай, куда надо. Правда, на выходе перекрывает струю здоро-венный валун, а рядом, в струе, валяется нехилый камешек. Есть выбор: хочешь – в ва-лун, хочешь – в булыжник. Не хочешь - спокойно выруливай между ними и проходи без потерь. Капитан озабоченно ткнул пальцем в наиболее опасные места и заикнулся, что он бы, пожалуй, пошел один, без матроса (без меня, то есть!). Я уже начала было изла-гать все, что о нем думаю, но он вовремя образумился. Мы садимся в лодку, левой но-гой проходим этот Мураш и я, довольная, оборачиваюсь к капитану:
- Ну, как?
- Все камни собрал, - желчно отвечает он, почесывая зад, и отправляется мат-росом в Ленкину байдарку, из которой уже высадили Серегу, отправив его с собакой, тоже не сплавной, по берегу.
Катамаранам все по фигу, они уже отдыхают под порогом, поджидая оставшую-ся байдарку. Я тоже жду, сидя на валуне, и уже начинаю беспокоиться – что-то долго их нет. Я уже собираюсь идти выяснять, в чем дело, как вдруг – показываются. Мой капи-тан-матрос чем-то удручен. Интересуюсь:
- Ну, как? Все камни собрал?
На что он отвечает, что байдарка у Ленки страшная, место матроса слишком опасно, а он - старый больной человек. Оказывается, они-таки застряли на камне, да еще и юбку сорвало. Бывает и хуже.
На озере Новом находим стоянку. Ребята постоянно сравнивают реку с 98-м го-дом. Тогда на этой самой стоянке были лавочки и столик, а теперь висит прибитый к дереву болотный сапог и – ни лавочек, ни столика. Место возвышенное, открытое – ду-ет со всех сторон, зябко, моросит дождь. Ужинаем, Вовка опять на разливе. Я уже не могу ни пить, ни есть ничего, кроме активированного угля. К концу ужина все же кое-как съедаю миску каши с добавкой, но спирт не пью, а лук, чеснок и колбасу жертвую коллективу. Собака (ее краткое имя, Абель) нашла старый кроссовок и пристает ко всем на тему поиграть.
28 июля – страшный день.
Утром – сильная волна. Хорошо, хоть, попутная. Волны не хуже, чем на море. С трудом садимся в байдарку – так ее мотает. Наши, ушедшие первыми, уже далеко. Бы-стро догоняем их, вырываемся вперед – искать стоянку для дневки. Опять дневка! Ха-лява какая-то! Нет, чтобы погрести десяток часов, да под проливным дождем, да без обеда, да дня четыре подряд – вот это, я понимаю, поход! А это что – полдня гребем, полтора стоим?
Единственное, что не дает окончательно опухнуть от лени, это мое самочувст-вие. Мне очень-очень плохо. Я уже перестала подозревать грибы, спирт и т.д. и подоз-реваю самое худшее – меня укусил энцефалитный клещ и я умру на руках у растерян-ных товарищей и безутешного капитана! Мысленно я уже примеряю к байдарке траур-ный креп и представляю себе скорбное лицо Володи. Интересно, что он скажет при ви-де моего бездыханного тела? Неужели опять что-нибудь про… Мы с ходу упираемся в камень и капитан совсем не скорбным тоном произносит слова для некролога никак не подходящие. Пользуясь случаем, я интересуюсь симптомами энцефалита.
Теперь я, по крайней мере, знаю, что умру не скоро. Если не погибну от руки ка-питана, то до конца похода дотяну. Только бы догрести, пока я еще в сознании и конеч-ности не начали отниматься. Впрочем, они уже начали…
Веселенький перекатик выносит нас в озеро Кривое, прямо к замечательной сто-янке на мысу – с лавочками и столиком. Вид с воды великолепен – высокий берег, ос-вещенный вечерним солнцем, так и манит остановиться именно здесь. Капитан, однако, берет курс на другой берег и везет меня искать еще лучшую стоянку! Облазив почти все озеро, возвращаемся к стоянке №1, куда уже подтянулись почти все наши. Капитан, по-хоже, решил не останавливаться на достигнутом и намерен продолжать поиски совер-шенной стоянки! Я бросаюсь за спасением к Володе, который решительно заявляет: «Мы никуда больше не пойдем, » – и тут же уходит в лес за грибами. Вера тоже уходит за грибами – в другую сторону. Грибов они и так уже насушили тонну! Теперь Вера их засаливает в канистре из-под спирта. Я так думаю, с целью получить заспиртованные грибы – выпивку и закуску одновременно! Катамаран Сальниковых еще не появился. Они вообще не очень-то торопятся, ловят рыбу на каждом повороте. Собралась компа-ния – рыбаки, грибники да ягодники.
Откуда-то выныривает туча и начинается дождь. Я забираюсь под поставленный Андреем палаточный тент и, пользуясь положением тяжело больной, пересиживаю дождь, пока остальные разгружают байды. Однако, желая быть полезной, подвешиваю внутри тента палатку и, довольная, переодеваюсь в сухое. В палатку заглядывает капи-тан и, оценив мою работу, произносит речь, смысл которой сводится к тому, что палат-ка поставлена неправильно. Ну и что? Сказано же у Гоголя: «Александр Македонский, конечно, великий был полководец, но зачем же стулья ломать?» Да еще такими слова-ми!
29 июля – день-деньской.
Воистину, карельские боги к нам милостивы. Сегодня хорошая погода. Я опять проснулась раньше всех, полюбовалась местом, на котором нам повезло остановиться, и спустилась к перекату. Под солнцем все особенно ярко, даже серый карельский мох. Я подивилась вдруг явившимся краскам, таким блеклым в плохую погоду. Возникла мысль – не искупаться ли в перекате? Я помнила, как легко, не задев ни одного камня, прошла его наша байдарка, и, решив, что перекат достаточно глубокий, разделась и за-шла в воду. Ледяная струя подхватила меня и понесла, совсем несильно и не страшно, и только я расслабилась, надеясь скоро впасть в озеро, как получила удар по коленке здо-ровенным бульником. Пропахав животом по камням и посадив, в заключение, еще один синяк на коленку, я довольно удачно вывалилась в озеро и, довольная, что камни кон-чились, а вода потеплела, отправилась на середину. Оглянулась и на далеком берегу увидела капитана, расхаживающего вдоль воды. Ага, волнуется! Назло проплыву по-дальше, пусть нервничает. Я чуть не умерла от энцефалита (еще, может, и умру), а он меня за какую-то палатку… Однако, как бы не утонуть, в самом деле! Я повернула на-зад. Капитан, тем временем, уже сбегал за моей одеждой к перекату и поджидал меня на берегу. Я гордо прошла мимо, нырнула в палатку, замоталась в спальник и на весь лес застучала зубами.
Народ просыпался. Вот раздается Вовкин голос – он, как всегда, избрал темой шутки естественные потребности. Вот Лариса в воспитательных целях гоняет собаку и детей. Дети что-то слабо гундят в свое оправдание. Чему-то непрерывно радуется Саш-ка. Вера беспокоится о недостатке грибов и черники. Мой зловредный капитан време-нами цедит что-то многозначительное. Начинается день.
Начинается геркулесом, заканчивается водкой. В промежутке все трудятся так активно, как дома от них, наверное, не добьешься. Лариса почти восемь часов бессмен-но простояла на камне, сосредоточенно ловя рыбу. К вечеру ей повезло – попалась щу-ка. Не то, чтобы ей совсем до этого не везло – в садке целая горка рыбы, но щука есть щука! Верка - опять в лес по грибы, повезло Володьке с женой, голодным не останется. Мы с Ленкой собираем чернику в ведро из-под краски, а дети на нашей байдарке непре-рывно гоняют на середину озера – киляться. Родители уж и не рады, что дети в совер-шенстве овладели техникой киля, и грозно требуют возвращения блудных сына и доче-ри к родным берегам. Собака колбасится по всей поляне, собирая палки и кроссовки. Мой дорогой капитан, как всегда, озабочен целостью снаряжения – все проверяет, не сломалось ли где, не отклеилось ли что. Вовка с Сашкой тоже ловят рыбу – рыбный день какой-то! К вечеру решается вопрос в пользу бани. Все рады, хотя еще не ощуща-ют себя немытыми. Да будет баня!
30 июля – день чудес.
Банный день начался и никак не хотел заканчиваться. Мужики долго и кропот-ливо готовили место под баню, складывали печку, вязали каркас, ходили за вениками. Особенно умилил меня Володька, который отгреб со дна у берега крупные камни и вес-лом выкопал в озере что-то вроде ванны – наслаждайтесь! Сашка – просто бог огня – кидал и кидал в топку полено за поленом, огонь полыхал во все стороны, черный дым клубами висел в синем небе, камни едва не плавились, вода в озере чуть не кипела, а он все не спешил расстаться со своим увлекательным занятием. Все ему было мало, и он только и бегал за дровами, которые ему щедро поставляли Андрей, Вовка и даже я. На-плевав на свой энцефалит, я бодро разделывалась с сосновыми чурками, с березовыми же приходилось повозиться и тогда мне помогал Серега. Андрей все ходил вокруг кар-каса, прикидывая и вымеряя, хватит ли пленки, куда еще забить гвоздь и сколько сан-тиметров от уровня озера до банного порога, и как много надо березовых веников на девять человек, и все что-то прибивал, привязывал и приделывал. Мы уже истомились ожиданием, и сначала закралось подозрение, а потом поползли и слухи, что париться мы сегодня не будем, что камни после семичасовой топки еще недостаточно горячи, что баня еще не вся унизана гвоздями и обмотана бечевками, а вода в озере так никогда и не прогреется. Ответственные мужики упорно стремились к совершенству. Мы уж было подумали, что они так заботятся о нас, но, как только баня, по их мнению, приготови-лась, они дружно рванули в самый горячий пар, а нам осталось только любоваться на их голые зады и смиренно ждать своей очереди. Они еще раза три бегали из бани в озеро и обратно, а когда пар кончился, уступили место нам. Единственным джентльменом ока-зался Володька: уже напарившись, он уединился в бане с женой и веником доставлял ей там удовольствие, пока Вера не запросила пощады.
После бани все прониклись к жизни и до утра горланили разбойничьи песни, мы с Ларисой даже пробовали плясать, но собаке это не понравилось и она нас облаяла. На другом берегу, за перекатом стояли люди и в течение двенадцати часов смотрели это бесплатное кино. Сначала демонстрировался документальный фильм «Подготовка к ба-не», познавательный сюжет которого вдруг оборвался сначала эротическими, а потом откровенно порнографическими сценами с криками насилия; затем им прокрутили ро-лик «Мало водки» (яркая режиссура Вовки, музыкальное оформление Андрея); далее следовала душещипательная мелодрама о жизни в диком лесу под названием «Нам ли-жут пятки языки костра», и уже под занавес выступил редкий ныне жанр немого кино «Белые ночи». Утром за перекатом уже никто не стоял. На другом берегу было тихо-тихо и пусто-пусто. Наша стоянка, как вымерла, только из палатки раздавался синхрон-ный храп Андрея и Ленки, да над озером все еще носилось пьяное эхо, повторяя соглас-ные вместо гласных.
31 июля – день, во всех отношениях примечательный.
Особенно он примечателен тем, что порог Варакский все, включая собаку, про-шли без просмотра. А виноват в этом господин счастливый случай (для меня счастли-вый, конечно же). Вот так, по-моему, и проходят пороги; наплевав на никчемную жизнь, бросаешься в омут с головой – новичкам и дуракам, говорят, везет. Порог Ва-ракский, говорят, серьезный. Слив, говорят, там высокий, валы, говорят, большие и бочка, говорят, косая. Еще, говорят, мост перед ним будет - автомобильный, что ли, или железнодорожный. Перед мостом и зачалимся – посмотрим.
Мы растянулись по всей реке: байдарки впереди, мост выискивают, каты сзади, рыбу ловят – до моста далеко еще. Встречаются перекаты, но моста что-то не видно. Ладно, не пропустим, все-таки мост – хороший ориентир, издалека видать. А пока, вон, еще перекатик какой-то. На середине переката капитан озаботился: «Там порог!». С че-го это он так решил? Я не умею угадывать пороги за полтора метра, но, раз капитан го-ворит, значит - порог. В конце переката вода, и правда, как-то странно себя вела. - Что делать будем? – лениво интересуюсь я. - Проходить, - отвечает капитан, - зачалиться-то негде. Тут я вспоминаю рас-сказы про 98 год, как Лена с Юрой, наши друзья, чалились к какому-то ост-рову, стоящему прямо в середине порога. - Может, к острову зачалимся? – осторожно предлагаю я, ожидая матерной ти-рады в ответ.
Однако капитан лояльно принимает предложение, и мы начинаем цепляться за остров. Островок крошечный, отбойная струя пытается спихнуть нас вниз, но мы кое-как зачаливаемся, и я уже снимаю юбку, собираясь вылезать, как на перекат вылетает Ленкина байдарка. Капитан теперь озабочен их судьбой больше, чем нашей: - Надо сказать им, что порог! Ну все, теперь костей не соберут – зачалиться они не смогут. - Пусть чалятся к нам, - опять предлагаю я.
Некоторое время у острова толкаются две байдарки, отпихивая друг друга и пы-таясь вылезти носами на скользкие камни. - Не удержимся, - произносит, наконец, Андрей. – Вас сильнее несет, идите первыми.
И отправляет в порог женщину с ребенком. Они исчезают в сливе и мы, наконец-то, можем нормально чалиться, но капитан, которого несет, решительно отталкивается веслом. Нас действительно начинает нести кормой вперед, я едва успеваю нацепить юбку и развернуться. Байдарка ухает со слива в кипящую пену и наполовину скрывает-ся в косой бочке. «Твою мать!» – приговариваю я, отмахиваясь веслом от летящей в ли-цо воды. Пожевав немного, бочка выплевывает нас в шиверу, и мы видим… долго-жданный мост! Мы сбиты с толку: если это был порог Варакский, то почему мост за ним? А может, порог, как раз, за мостом?
Порога за мостом нет. За мостом нас ждет вторая байдарка. Исстрадавшийся за ее судьбу капитан поражен спокойным видом людей, только что вслепую прошедших ужасный порог. - Ну, как? – спрашиваю я Серегу, несправедливо высаженного на Мураше. - Да никак, - отвечает он равнодушно. Сверху сваливается кат Вариных; они тоже не успели просмотреться, но прошли без потерь. Всем весело. «Варакский»! «Порог»! А как мы его? Не глядя! Теперь бы дождаться Сальниковых, но общее настроение не располагает к ожи-данию. «Они ребята опытные, не пропадут,» – подводит итог прениям один из нас, и мы дружно начинаем выгребать к озеру. Дошли до разветвления, Сальниковых все нет. На-до ждать. Высаживаемся на острове. Солнце садится. Стоянок нет. Народ, полазив по острову, группируется на берегу и начинает стучать зубами. Сальниковых нет. С интер-валом в 5-10 сек. поступают предположения. - Кильнулись. - Собаку утопили. - Решили, что мы заблудились в протоках, и ищут нас. - Блеснят.
Надо, однако, искать стоянку. Мы с Андреем переправляемся на другой берег – пусто. Проплываем вдоль острова и видим табличку: «Туристы! Увидим на острове – убьем!» Остановиться здесь можно было бы, но остаться навечно, что-то не хочется.
Возвращаемся. Почти одновременно с нами к острову подгребают Сашка с Ла-рисой и еще издали начинают рассказывать все, что про нас думают. В принципе, они правы. Конечно, надо было дождаться их на пороге, подержать собаку. Она, действи-тельно, чуть не утонула: сиганула в воду среди порога, залезла на камень и Сашке при-шлось ее доставать. Потом они подумали, что мы заблудились, долго нас ждали за мос-том. Я расстроилась – нет нам теперь доверия и в поход нас больше не возьмут!
Сашка решает на острове с такими табличками не оставаться, а уходить в левый рукав озера. Гребем. Солнце село. Я едва не плачу от досады и озноба. В конце плеса, пред порогом Краснобыстрый, стоянка. Меня высаживают, ставят палатку, и я падаю в нее со своим энцефалитом, температурой и болью в пояснице.
1 и 2 августа - два дня вычеркнуты из жизни.
Пока все ловят рыбу, купаются, загорают и радуются жизни, я лежу в палатке, наблюдая комаров и муравьев, и пью лимонад из леденцов. Все заботятся обо мне и со-ветуют Андрею, как лучше меня лечить.
Второго августа я оклемалась настолько, что решила прокатиться с Андреем че-рез озеро и посмотреть порог Краснобыстрый. Очень кстати тут же появилась группа байдарочников, и мы, устроившись на камне в конце порога, принялись наблюдать. По-рог трехступенчатый, струя несильная, но ступени расположены в шахматном порядке и украшены слегка замаскированными булыжниками. С воды их не видать и, 50х50, в какой-нибудь обязательно впендюришься. Байдарочники с детьми лет по 8-10 не торо-пясь, аккуратно одолевали порог. Каждую ступень они проходили отдельно: после каж-дого слива останавливались за камнями и, после подготовки, идеально вписывались в следующий слив. Меня удивило такое занудство – я бы, следуя своей неугомонной на-туре, пролетела этот порог в один прием, как слаломист. Однако, такая техника заинте-ресовала моего капитана, он, очевидно, решил взять ее на вооружение.
Пока мы любовались на этих профессионалов, кильнулся каяк из их группы. Ан-дрей пошел спасать каякера и, вернувшись, сообщил, что каякером оказалась шестиде-сятилетняя бабушка. Здорово! Кто только ни ходит по реке Кереть! Помимо старушки-каякера мы видели группу с трехлетним малышом; двух отчаянных дедов, без просмотра сиганувших с Краснобыстрого на «Таймене», не имевшем даже фартука; мужика на плоту из трех жердин, а также группу лихих ребят на катамаране-шестерке, который они бережно брали на руки перед каждым порогом и торжественно несли над головой. Обойдя бур-ную воду, они усаживались на свой кат и гребли по спокойной воде до следующего по-рога.
Мы долго гадали, зачем они это делают, и пришли к выводу, что, очевидно, боят-ся… за пороги. Если кат таких размеров пустить в порог, в нем ни одного камня не ос-танется! Еще нас очень интриговали ребята, везущие на кате две здоровенные канист-ры. Все увлеченно гадали, что в этих канистрах может быть? Предположили, что спирт, и очень сокрушались о нашей единственной, уже далеко неполной, канистре.
3 августа – рыбный день.
На завтрак уха – надо же куда-то девать наловленную рыбу! Тем более, что дос-талась она нам нелегко. Сначала наши рыбаки утопили садок с уловом. Улов, разумеет-ся, дал деру, а садок таки достали и наловили втрое больше, чем сбежало – может, кто из беглецов еще раз попался? Завтрак доставляет Сереге немалые страдания – он не лю-бит уху, а родители принуждают его есть, оправдывая произвол предстоящим сложным участком, требующим сил.
После завтрака долго собираемся, погода портится, видимо, уже навсегда. Перед Краснобыстрым все решают фотографироваться. У нас два фотоаппарата, и мы расстав-ляем фотографов по берегам у последнего слива. Первыми идем мы с Андреем. Решив применить виденную вчера технику крутых байдарочников, он наставляет меня: «Вес-лами не маши, зря не греби». В результате мы сикось-накось проходим порог, собираем все камни и боком обрушиваемся в последнюю бочку.
За нами на положительной скорости выныривает Ленка, лихо огибает препятст-вия, четко вписывается в струю и стрелой пролетает мимо нас. Я скриплю зубами, но капитан достает успокоительное – фляжку с коньяком – и я добрею. Сверху несется мат, за ним – кат Вариных. В середине слива Вера за что-то начинает ругать Володю, он посылает в ответ матюки, и оба гребут что есть силы. Дружно проходят Сальниковы, у этих все хорошо. Даже собака уже ко всему привыкла и стала вполне матросом. Очень символично, между прочим, у матроса всегда собачья жизнь! Один капитан говорит «не греби», другой, понаблюдав за мной, «мало гребешь».
Следующий порог, а точнее Колупаевскую шиверу, я отмахала веслами за двоих. Шивера длинная, больше километра, ее не просмотришь. Очень красивая, именно здесь и начинаются настоящие скалы. Но любоваться некогда, я наугад направляю нос бай-дарки, уворачиваясь от бросающихся на нас из-под воды камней. Один, самый здоро-вый, стоит точно посередине, но струя проходит мимо, опасности он не представляет. Название «Колупаевская» происходит, должно быть из-за длины шиверы.
Вообще, названия порогов сразу вызывают определенные ассоциации. «Мураш» - и видится шустрый муравей, петляющий в огромном муравейнике, хаотично ныряя в ходы и выходы. Колупаевская шивера, понятно – наколупаешься, пока пройдешь. Порог Масляный, ну, этот должен быть простой – как по маслу пойдем! Некоторые из порогов и впрямь оправдывают свое название. Например, Запорный перегорожен сетями, за-перт.
Шивера заканчивается, мы причаливаем к стоянке, известной своими удобствами еще по 98-му году. Назавтра запланирован поход в магазин. У нас есть все, но каждому хочется чего-то особенного, любимого. Лариса составляет список пожеланий. Мне ни-чего не надо, кроме кока-колы.
4 августа - день отрыва от реальности.
Я ошиблась – погода опять исправилась. Ребята налаживаются в магазин. Идут почти все. Остаемся мы с капитаном и Вера. Мы с Андреем отправляемся полюбоваться на Колупаевскую шиверу, пофотографировать.
Скалы действительно хороши, они так высоко поднимаются над водой и так резко обрываются, что, глядя вниз, испытываешь если не страх, то некоторые сомнения – а не рухнет ли все это великолепие к едрене фене в реку? Мы спускались вниз, прыга-ли по камням в русле, потом лезли наверх, пробирались по лесу, выискивали точку съемки, наиболее выгодный ракурс и безжалостно изводили пленку. Андрей, как всегда, первым вспомнил, что пора домой, где наши уже вернулись из магазина.
За столом восседала вся честная компания и облизывалась. Мне все-таки купили колу – единственную бутылку на весь магазин! Вере Вовка купил коньяк в шоколаде. Всем мужикам досталось пиво, детям – газировка, каждому – йогурт и кусочек лимона. Андрею – сало (правда, ели его все). Лариска рассказывала, как их визит в магазин со-брал толпу, как обалдели продавцы, когда туристы отказались покупать водку (какая водка – спирт глушим!), как Ленка, купившая бутылку сухого вина, на вопрос Сашки: «Где ты собираешься ее пить?» – ответила: « На пороге», - и тут же выпила ее на поро-ге… магазина. Конечно, каждый делился своим добром со всеми. Я тоже всем предла-гала свою колу, но, слава богу, все отказались.
Вечером похолодало, все жались к костру. Андрей пел грустные песни о поте-рянной любви, и мне стало пронзительно жаль, что, вправду, что-то потеряно, наступает август, первые холода, вода в озерах и реках все студенее, вот уже и на карельском небе солнце стало закатываться за горизонт, скоро налетят холодные северные ветра, пока-тятся по небу тучи, неся то снег, то дожди, лес станет неуютным, будет серо и пусто. И все вокруг - костер, ребята, поляна, где мы сидели, лес и река и даже долгожданная ко-ка-кола – показалось мне нереальным, существующим лишь на миг, пока мы здесь, пока вместе, пока сегодня, а завтра… Завтра снова в путь – к Белому морю, навстречу поро-гам, волнам, ветру, к концу похода, к концу лета – навстречу осени, навстречу расста-ваньям. Все сидели тихо – не шутили, не смеялись, не спорили – словно разделяли мое настроение. И только Ленка, излишне напотреблявшись сухого вина, коньяка в шокола-де, пива и разбавленного спирта, временами вылезала из палатки и шумно ломилась в ближайшие кусты.
5 августа – самый длинный день.
Предчувствия меня не обманули. Утро 5 августа, стоит настоящий карельский дубняк вкупе с дождем. Уходить не хочется. Хочется лежать в палатке, предаваться тоске, жалеть себя, грустить о прошлом. Вместо всего этого заставляешь себя бродить по поляне, собирать скользкие мокрые вещи, пихать в противные скользкие же гермы, заталкивать все это в блестящую от дождя байдарку, а потом еще садиться внутрь на сырое сиденье. О, как мне плохо!
Андрей решил приколоться и назло погоде спрыгнуть с берега в реку на байдар-ке. Мы уселись в лодку, нацелив нос на воду, и долго пихались веслами по длинной траве, пока байдарка с треском и кряхтеньем не сползла вниз. Удовольствия никакого. Сомнительное мероприятие.
Догоняем своих. Сегодня наше дежурство, но до обеда еще далеко. Впереди по-рог Кривой, и хотя мы давно уже пролетаем все пороги без просмотра, Кривой все же просматриваем. По правому берегу те самые скалы – глянешь и голова кругом. Порог довольно каменистый и малоприятный, в центре одна за другой две крупные бочки, ос-тальные сложности не представляют. Сильная струя, внизу противная каменистая мель, струя на ней разбивается и неизвестно, куда идти, чтобы не сесть на камни. Наша бай-дарка миновала все опасные места, кроме мели. Остальные прошли нормально, только Сашка отругал сына за то, что тот мало гребет, и лодка едва не застряла в бочке.
Пороги слились в моей памяти и вообще плохо помню все остальные, пройден-ные нами в тот день. Помню только, что все их мы с капитаном проходили по принципу Варакского. Сначала долго думали: вылезать не вылезать, смотреть не смотреть, идти не идти, потом капитан изрекал сакраментальное: «Нас несет,» – и мы, взмахнув весла-ми, отправлялись навстречу неизвестности.
Река подходила к концу. По берегам часто лепились туристские бани – верный признак скорого выхода с маршрута. Сами же берега, покрытые густой травой и кое-где обнесенные частоколами, использовались местными жителями под покосы – местами попадались небольшие стога, словно перенесенные из средней полосы, они живописно контрастировали с каменистым и мшистым карельским лесом. Лес же промок насквозь, а нам в нем, хочешь не хочешь, придется вставать на обед. Все настолько задубели, что нам, дежурным, никак не удается пробраться к костру, еле тлеющему от нехватки воз-духа – так облепили его дорогие товарищи по веслу.
После обеда целенаправленно чешем к последнему препятствию – порогу Запор-ный. Порог перегорожен сетями, чтобы рыба, поднимающаяся на нерест, не ушла в ре-ку, и там ее, не дай бог, не изловили бы рыбаки, вроде нас. С этим здесь строго, Рыб-надзор не дремлет! На прошлой стоянке в сумерках из лесу вышли двое в камуфляже и револьверах и поинтересовались целью нашего прибытия. Мы прикинулись туристами и на вопрос, ловим ли мы рыбу, все дружно и честно ответили «Нет!» с видом полного отвращения к этому недостойному занятию. Рыбнадзор уже было проникся к нам, но тут вылезшая из палатки непроспавшаяся Верка доверительно сообщила: - Уже и наловились, и наелись – надоело!
Рыбнадзор сделал строгое лицо, но потом, откровенность за откровенность, под-сказал, где купить лицензию на отлов. Когда они появились на следующий день, Сере-га, как своим, с детской непосредственностью сдал им рыбаков, расположившихся вы-ше по течению: - А там еще одни стоят!
Поперек Запорного тоже плавал рыбнадзор – дедушка в лодочке. За умеренную плату (байдарка – пятнадцать рублей, кат – тридцатник) он предложил поднять сети и пропустить суда. Сашка, узнав о таксе, пожал плечами и внес конструктивное предло-жение: - А гранату кинуть?
Я в душе его поддержала, но, поскольку в этот раз мы гранату с собой не взяли, то потоптались немного перед сетями и стали обноситься. За сетями из воды то и дело выскакивала рыба, дразнила рыбаков и тяжело плюхалась обратно. Верка все пыталась ее заснять, но вряд ли ей это удалось.
Итак, Запорный, последний порог на реке. Вот и все. Конец порогам - конец по-хода. Конечно, мы еще поплывем по морю, еще постоим дня 3-4, еще сделаем баню и насидимся у костра, но порогов больше не будет. Для меня тут же потерялся всякий смысл похода, может быть, поэтому последний порог понравился мне больше осталь-ных. Даже и не порог, а длинная глубокая шивера с валами и камнями. Никаких сливов и бочек на ней не было, она просто плавно устремлялась вниз, в залив Белого моря. Ле-теть по ней удивительно приятно – валы сами передают лодку друг другу, остается только лавировать между камнями, большая часть которых сидит глубоко. Но хоть валы и небольшие, а за шиворот мне залило впервые за весь поход.
Порог выносит нас в море. Слева живописная деревня Кереть: половина изб уже развалилась, часть – старые, но крепкие дома, два-три дома только начинают строиться, словом, Кереть – деревня контрастов. Мы огибаем ее и выходим в залив. Пробуем на вкус воду – соленая. В заливе вода живет уже по законам моря, сейчас отлив. У самой кромки воды заросли морской капусты и красные медузы, не успевшие уйти с отливом в море. В воде медузы очень красивы, но на суше, среди капусты представляют собой тягостное зрелище.
По плану адмирала мы должны сегодня войти в залив Чупской губы и встать на каком-то берегу, где есть родник. Переход предстоял долгий, а мы уже порядком измо-тались, и все начали склоняться к тому, чтобы остановиться где-нибудь поближе. Саш-ка отправил нашу стремительную байдарку на соседний остров, поискать пресную воду. Андрей побродил по острову и, вернувшись, дал знак экипажам, мол, нет воды. Все опять налегли на весла и повернули в эту самую губу. Поднялся встречный ветер и вол-ны, энтузиазма поубавилось, все как-то вяло прилагали усилия к скорейшему прибы-тию. Мне же идти против волны понравилось – кажется, что байдарка идет быстрее, ко-гда волны сами ложатся под нее. Наша лодка достигла деревянного креста на берегу, когда мы решили оглянуться. Ленка с Серегой потихоньку подгребали, а катов и на го-ризонте не видать. Мы зачалились, Андрей отправился на поиски воды. Ветер свистел в ушах, на память пришли классические строки: «Здесь сильно штормит. Боимся, как бы не потонуть. Приятель наш (я покосилась на почерневший крест) по болезни уволил-ся…» Тоже, небось, в шторм на веслах поперся. На душе стало зябко, я вылезла из лод-ки и отправилась по скользкой капусте и медузам выяснять, что с нашими. Заглянув в залив, увидела – каты стоят на месте, несмотря на все усилия гребцов. Все ясно, никуда мы при таком ветре не дойдем. Но ночевать где-то надо. Развернувшись на 180 граду-сов, взяли курс опять на тот самый остров, где не нашли воды. Лариска дразнила нас: - Что, показала вам Чупская губа фигу?
Ну, положим, в первую очередь она им показала. Что поделаешь? Возвращаться, конечно, обидно, но надо. Мой капитан, изучив карту, сообщает, что на острове, оказы-вается, есть озеро. Улыбок тебе, дед Макар! Как будто нельзя было найти это озеро в первую высадку? Рассыпаемся по острову искать озеро. С победой возвращается Во-лодька – есть озеро. Ура! Все! Можно выгружать вещи, ставить палатки и ни о какой Чупской губе больше не вспоминать.
Остров довольно интересный, по нему одному можно судить о природе Карелии в целом. Местами пологий, вдоль воды усыпанный мелкими камешками, он неожидан-но возносился скалой, обрывающейся в море, и вынуждал топтать тропинку наверх. С другой стороны скала плавно спускалась, тропинка ныряла в лес и опять поднималась на поросший лесом косогор, где и расположились наши палатки. В центре острова на-ходилось озеро, троп к нему не вело и нам редко удавалось пойти за водой и не заблу-диться. Берега его заросли совершенно нетронутой сочной зеленой травой. Никакого подхода к воде, она начиналась вровень с берегом. Сашка попрыгал на краю травы и земля заходила под ним ходуном, казалось, весь берег сейчас обвалится в озеро.
В глубине леса имелось заросшее болото, и я часами пропадала на нем, собирая морошку. Правая же (если стоять лицом к морю) часть острова устилалась серым мхом и прогревалась солнцем – самое сухое место на острове. Наш косогор спускался к морю крутой тропинкой. Над самым обрывом прежние постояльцы возвели стол со скамейка-ми и видом на море, а так же очаг, художественно дополненный обилием консервных банок. У края стола произрастала молодая сосенка, ее крона, казалось, росла прямо из столешницы. Вера обозвала ее торшером, действительно – очень похоже! В дополнение к торшеру мужики разыскали и притащили телевизор (и это в заливе Белого моря, на необитаемом острове!), и водрузили его на столе. Лариса разрисовала его экран косме-тическими карандашами и мы за ужином “смотрели” футбол, “В мире животных” и особенно прогноз погоды. И хотя изображение всегда было черно-бело-красным и не менялось, нам это совершенно не мешало.
6 августа – …банный день.
За полтора дня насобирали черники и морошки в дорогу. Верка закончила с гри-бами и теперь в срочном порядке заготавливает чернику в канистру из-под водки. Вод-ки, как всегда, не хватило. Многие уже жалеют, что отказались от нее в магазине. Те-перь водка пришлась бы очень кстати (это говорю я, самый непьющий член группы) – захолодало, солнце почти не показывается, вечерами у костра уже не сидится, боевой дух основательно сокрушен. Всем уже наотдыхалось, народ подумывает о родном доме. На повестке дня встал вопрос об отъезде. Лопатить до Чупы, ближайшего места, откуда можно уехать, никому не хочется. В проливе периодически мелькает катер и мы начи-наем строить планы, как бы это его отловить и уговорить подбросить нас в Чупу? На переговоры отправляются Сашка с Андреем. Пристань находится на каком-то берегу (не знаю, островном или материковом) напротив обратной стороны нашего острова. Мужики отчаливают на байдарке, а женщины, дети и Володька остаются ждать вестей. Наконец, они возвращаются и сообщают, что катер заберет нас завтра в 17 часов.
Вторая половина дня ознаменовалась баней. Паримся все вместе – тесно, но ве-село. Володька нагнал такого пару, что Вера с Ларисой убежали. А я, войдя во вкус, си-жу до последнего и вылезаю в таком состоянии, что, если бы не Сашка, дороги к палат-кам не нашла и убрела бы в лес в голом виде с мочалкой и бутылкой из-под колы.
7 августа - день отъезда, день томления.
Вещи собраны, все сидят на берегу и ждут Славу, капитана катера. Я подсчиты-ваю трофеи: бутылки морошки и черники, пучки брусники и серого мха, куски кварца и морские звезды. Звезд я поклялась не ловить, поэтому их ловил Андрей, а мы с Ленкой собирали. Все трофеи уложены в клетчатую сумку, с какими ездят челноки. Мы купли ее в день отъезда из Москвы, отчаявшись распихать по рюкзакам 50кг продуктов. Та-щили ее, попарно меняясь, и утешались тем, что обратно поедем с одними рюкзаками. Теперь же стало ясно, что кошмар челночной сумки, будет сопровождать нас до самого дома. Андрей, пытаясь оторвать сумку от земли, проклинал нашу с Ленкой любовь к сувенирам.
У остальных дела с багажом примерно такие же. Верка до последней минуты продолжает запасать чернику. Все сидят на рюкзаках, а Верка убегает в лес, возвраща-ется с кружкой черники, спешно размалывает ее с сахаром, выливает в канистру и опять бежит в лес. Я, тоже не теряя времени даром, продолжаю набивать клетчатую сумку стебельками брусники, стараясь не обращать внимания на свирепые взгляды Андрея. Лариса, единственная из женщин, не поддавшаяся массовому психозу, сидит в стороне и целеустремленно ждет катер.
Проходит 40 минут после назначенного времени, час… Пару раз доносится из пролива звук моторки, но катера не видать. Проходит полтора часа. Мы сжигаем по-следние дрова. Воображение рисует мрачные перспективы. Лариска вслух прикидывает, сколько можно протянуть на оставшихся от раскладки продуктах. Сильнее голода толь-ко жажда, многие томятся по глотку водки. Становится ясно, что, если мы когда-нибудь попадем в Чупу, то первым делом побежим не за билетами. Ну, где же ты, Слава? Где?
Наконец слышим тарахтенье мотора. Катер влетел в залив, пронесся мимо нас и Слава, помахав рукой, исчез за поворотом. - Приехал, - вздыхаем мы облегченно. – Сейчас «каннибалов» заберет – и к нам.
За поворотом на противоположном берегу стояли какие-то лицеисты, с их стоян-ки вечно неслись нечеловеческие вопли, за что мы и окрестили их «каннибалами».
Когда мы погрузились на катер, его сильно перекосило и капитан попросил нас разместиться равномернее. Мы сгруппировались за рубкой и большую часть путешест-вия наблюдали пейзажи Чупской губы, размышляя, сколько бы мы добирались до Чупы на веслах. Неделю, не меньше. А на катере – два часа!
Мимо мелькали острова, скалистые берега, деревянные кресты, полуразвалив-шиеся избы, стоянки туристов. На одной, заслышав шум мотора, из бани выскочили го-лые люди и замахали катеру руками. Сразу пришла в голову мысль, что кто-то остается еще на недельку-другую, у кого-то еще не кончился отпуск, не кончился поход, и этот кто-то, конечно, не ты. А вдоль губы свистит и свистит, провожая нас, ветер. «Канни-балы» кутаются в спальники, мы пытаемся согреться возле мотора. Катер летит на-встречу цивилизации, где есть магазины, а в них – водка, где поезда идут в Москву, а в Москве есть все, там даже лето еще не кончилось. Но все равно, чего-то не хватает, и едва вернувшись, начинаешь мечтать о том времени, когда можно снова начинать соби-рать рюкзак в дорогу.
Одинцово, 2002 г.